[Анна]

1. Старший сын.

Я люблю большого, яркого, отчаянно смелого, доброго, светлого Боромира всем сердцем. Раньше я думала, что это просто Шона Бина люблю, коего являюсь страстной поклонницей со времени гениальной роли в «Поле». Оказывается - нет. Бин, само собой, Бином, а Боромир удивительный человек.

Преклоняюсь, несмотря на – а может быть, и за – некоторый, возможно сознательный, недостаток дипломатической шлифовки, позволивший Арагорну вчистую обыграть гондорца при первой их встрече в Ривенделле. Между прочим, Боромир не только классный вояка, прирожденный предводитель (за таким после флага над рейхста… сорри, Осгилиатом пол-Гондора в огонь пойдет…), великолепный харизматик, но и тонкий, умный человек, чуткий и, что самое поразительное в наследнике наместника Гондора, с детства погруженном в политику, бескорыстный, очень чистый и честный.

Насколько он теплый, нежный и проникновенный (сколько определений получается… однако, это определенно любовь…) – по сравнению и в отличие от книжного (щас придет Cath со сковородкой...), можно сразу понять, если выполнить небольшое психологическое упражнение из серии «Что бы было, если бы». А именно: представим себе, что превратности войны по воле злых сценаристов все ж таки занесли бы Боромира и Арагорна одновременно в Минас-Тирит.

Сравнение более корректно, чем кажется с первого взгляда. Реакцию книжного Боромира достаточно прозрачно описывает человек, который знал его едва ли не лучше всех – его брат, в ответ на реплику Фродо: «Yet always he treated Aragorn with honour».

Итак. «I doubt it not, said Faramir. If he were satisfied of Aragorn's claim as you say, he would greatly reverence him. But the pinch has not yet come. They had not yet reached Minas Tirith or become rivals in her wars».

Неслабо сказано. Это, конечно, не ковбойское предупреждение «пускай твой приятель к моему брату спиной не поворачивается», но rivals in her wars… спокойно, однако недвусмысленно…

Аналогичная сцена в фильме протекала бы, скорее всего, следующим образом. Усталые с дороги Боромир и Арагорн пьют пиво из беленьких стаканчиков. Боромир: «Жизнь классная штука!». Смеются. Лицо Арагорна делается вежливым и твердым. Боромир, еще смеясь: «Что ты?» Арагорн: «Он здесь». Боромир высказывает краткое сожаление о недопитом пиве, проникается сознанием долга, задерживает дыхание, оборачивается, излучая в сторону Денэтора свет, радость, надежду и оптимизм. Он на работе. «Папа! Я не принес то, за чем ты меня посылал. Но посмотри, кого я тебе привел!»

Шутки в сторону. Даже те, которые только частично шутки. Там, в Осгилиате, примерно так и происходит: Боромир едва ли не сквозь зубы, все еще прикрывая младшенького буквально своим телом, говорит – «One moment of peace, can he not give us that?» Собирается. Вспоминает, что отец, что отцу трудно, одиноко, плохо, что никто, кроме Боромира, не может его понять, согреть и приласкать. Выдыхает. Поворачивается.

К этому моменту он светится. И, что самое потрясающее, хотя и из последних сил, но искренне... Он действительно на тяжелой работе, где не очень-то расслабишься. Он – наследник. Надежда. Свет очей. Любимый ребенок Денэтора, который тоже находится на очень, очень тяжелой работе.

Очень адекватный и очень порядочный человек, которого отец швырнул в мясорубку, между несколькими долгами сразу, и он сломался… а вот я его не виню. Теперь, когда пересматриваешь первый фильм, удивляет не то, что он в конце концов сломался, а то, что он продержался столько времени – против долга перед отцом и Гондором.

Он взрослее и мудрее Арагорна, и между прочим, совершенно, даже в принципе не завистлив, и власти совсем не хочет. Всю жизнь ему внушал отец, что единственная надежда Гондора – Боромир, а он сам всегда знал, что никакая он не надежда. Не выдержит ни он, ни Фарамир, да и Денэтор уже не выдерживает… Как уж тут хотеть такой власти, когда нет надежды, для Гондора наступило время поздней осени, и весны впереди не предвидится… и Боромир каждый день с глубокой болью видит, что делает власть с отцом…

Еще он с первой стычки с вежливо-непримиримым Арагорном показан как человек, не просто верящий в возможность объединения народов Средиземья – но активно этого добивающийся. И щит у него роханский… и к эльфам он в музей пришел, чтобы их понять получше… и Арагорна ставит на место, напоминая, что первым делом самолеты… эээ, борьба с общим врагом, а разобраться из-за того, кто здесь свой, а кто в гостях, можно и потом.

Дальше Арагорн у него этому будет учиться. И у роханцев будет учиться, и вообще, думается мне, Арагорн своей личностью сделает то, о чем Боромир, похоже, всегда мечтал: объединит все свободные народы Средиземья. Эльфы и так его с их эльфийскими потрохами, причем и ривенделльские (где жена с приемным отцом), и лориэнские (где явно старый друг Халдир), и Лихолесье, откуда принц Леголас… Гимли станет мостиком к гномам. С хоббитами тоже полный контакт. Рохан после Хельмовой Пади его навеки… ну, а Гондор – будет и Гондор… Объединение народов вокруг светлой личности одного человека.

Но в Ривенделле Арагорн личность еще не такая светлая и от идей всесредиземского союза Светлых Сил вокруг себя очень далек. И, между прочим, хотя сорвался и ушел Боромир, Арагорн тоже в пролете и крайне собой недоволен после разговора с гондорцем, который такие вещи понимает гораздо лучше и гораздо тоньше… и Боромира, кстати, после переброса мячиками у осколков Нарсила неизменно ценит и уважает.

Так что процесс пошел отсюда. От Боромира.

И очень вряд ли от Денэтора. Нет, это собственные наработки старшего сына и наследника.

Как-то очень сомнительно, чтобы с Боромиром делились своими надеждами на превращение Еще-Не-Короля во Вполне-Себе-Короля ривенделлские эльфы, а уж тем более – Гэндальф. Нет, Боромир сам увидел в Страйдере возможность надежды. И начал подталкивать Арагорна к нужному решению. Всеми способами. Используя и ласку, и таску, и даже собственную смерть.

Даже в последние секунды, когда Боромир уже умирает и прекрасно это знает, он думает не о том, что уходит во тьму, к тому же после своего предательства… меня всегда потрясало, как он судит себя за это падение – строже и жесточе всех, беспощадно и страшно, как Фродо после Ородруина... но заботит его при этом вовсе не он сам.

Сначала он спрашивает о Фродо. А потом думает об Арагорне. В свои последние секунды пытается дать тому понять, что верит и любит, а еще ободряет, почти как брата… чуть-чуть другой акцент, но тоже - делает для него все, что успевает, как для младшего, которого надо наставить и защитить.

И еще он до последней секунды думает о Гондоре. Для Гондора он сделал все – даже то, что он пытается взять Кольцо, он делает не для себя, для Гондора. Пусть это безумная надежда… совершеннейшая fool’s hope… но другой ведь нет вовсе. В предпоследнем разговоре на речном берегу они едва ли не кричат друг на друга – и Арагорн прямым текстом говорит, что не пойдет в Гондор. И тогда сил противостоять последней безнадежной надежде у Боромира не остается.

Между прочим, в отношениях с Арагорном он ведь своего добился. То, что не удалось ни многочисленным эльфам, ни Серому Магу, сделал своей смертью Боромир. До этой минуты Арагорн с раздражением и наотрез отказывается быть королем... потом, когда смотрит на лодку, уносящую друга в вечность, застегивает наруч Боромира и будто дает тому клятву. Которую сдержит.

Умирающий Боромир положил руку на грудь – это жест вассальной присяги. И последний подарок другу. Последнее, что он успевает сделать для него.

И Арагорн тоже теперь клянется. И теперь уже обратной дороги для него нет.

И я с большим интересом буду наблюдать, как Арагорн станет возвращать этот – в общем-то, невозвратимый – долг человеку, который был для него и другом, и немножко учителем… и немножко старшим братом.

Да и вообще, очень трогательно видеть, как люди учат Арагорна нашего Элессара быть человеком.