[Ketvelin]

Часть 2

РА: Верно. Ну и… Поскольку много твоих книг адаптированы и приобретены для адаптации в фильмы или сериалы – «Майрон Болитар», переиздающаяся серия, которая ждет своего часа, и теперь ее спин-офф «Вин» - мне интересно узнать: когда ты писал свой первый роман, думал ли ты о кино? Можем ли мы, современные рассказчики, вообще избежать этого? Ты мечтал о том, что твои книги когда-нибудь превратятся в фильмы и сериалы?

ХК: Все мечтают, но на это есть два ответа. Первый ответ: когда я пишу книгу, я никогда, никогда, ни на секунду не думаю: «О, из этого выйдет хороший фильм» или «О, из этого получится действительно хороший сериал», потому что для книги это поцелуй смерти. Это действительно так. Это просто катастрофическая мысль, и если вы пишете, думая так, - даже не пытайтесь, потому что это огромная ошибка. В то же время, если быть честным и правдивым, я вырос на телевидении. А кто нет? Это моя эпоха, мы с этим выросли. И притворяться, что единственное влияние… Знаешь, спрашиваешь писателя: «Что на вас повлияло?» - «О, Шекспир, Пруст и Йейтс». Да ладно! Ты смотрел телевизор, когда рос. И это влияет на то, как ты рассказываешь историю. Отрицать это глупо. Поэтому современные писатели думают о кино больше только потому, что они выросли на нем. Тогда как писатели другого поколения - нет, следовательно, оно на них не влияло.

РА: Согласен, и я думаю об этом все время: невозможно даже перепрограммировать свой мозг, чтобы он не представлял сценарии в рамках кино. В смысле, я часто думаю о викторианских писателях, у которых не было ТВ, и их попытках описать то, чего они никогда не видели и не испытывали. А у нас есть ссылки на очень многие вещи, и избежать их почти невозможно - мы всегда будем находиться под влиянием того или иного, особенно в писательстве. Но я считаю, это означает, что мы можем, как бы, отложить исследования и просто рассказывать истории. И, возможно, продвинуться еще немного дальше. Это похоже на мгновенный доступ. Знаешь, я точно знаю мир, о котором ты говоришь в начале «Вина», но... но, знаешь, в то же время я чувствовал, что в этом было что-то очень похожее на Агату Кристи - в предыстории этой книги. Мне очень понравился тот факт, что произошло историческое событие, которое действительно известило о том, что происходит прямо сейчас.

ХК: Ну, знаешь, когда я начинаю книгу, у меня всегда есть куча идей, и я обдумываю, какие из них войдут в историю, и в итоге их оказывается несколько. Так, например, в этой книге я хотел… Я всегда хотел устроить художественное ограбление. Как в случае ограбления музея Гарднера, где до сих пор не нашли украденные картины Вермеера и Пикассо, которые были украдены именно в этом конкретном случае. Я не помню, был ли это Пикассо, но знаю, что Вермеер был украден в том ограблении в Бостоне много лет назад. Я хотел написать книгу о радикалах 60-х, об атмосфере андеграунда и о том, что случится с людьми, которые участвовали в этом, много лет спустя. А еще я хотел написать что-то о персонаже типа Патти Херст, чье похищение прогремело здесь в 70-х. Вот те три вещи, в которые мне хотелось вникнуть. И в итоге я вник во все три, что иногда случается.
О, и последнее, что я хотел сделать, я всегда хотел прописать некого Плюшкина, который на самом деле был кем-то известным. В действительности подобный случай был в Нью-Йорке, где умер кто-то, живший на верхнем этаже здания Верхнего Вест-Сайда, и в итоге он оказался пропавшим сыном – ну, не совсем пропавший, а просто съехавшим с катушек, - очень известного американского героя войны. Итак, я беру все эти аспекты, которые, казалось бы, могли составить три или четыре разных романа, и, если могу, превращаю их в один роман. Это не сильно отличается от - опять же, возвращаемся к «Незнакомцу», потому что ты и, возможно, некоторые из слушателей видели «Незнакомку» на Netflix. Так вот с «Незнакомцем» получилось так же: у меня было много идей относительно секретов, которые мог бы раскрыть Незнакомец, и каждая из них могла стать отдельным романом. Вместо этого задача состояла в том, чтобы объединить их все в одну историю и найти способ связать их вместе.

РА: Ага. Роман настолько богатый, что когда я читаю его, продюсер во мне говорит: «Черт возьми, это будет отличным сериалом!», потому что события происходят сегодня, но также есть отсылки к недавнему прошлому и история об ограблении, которая просто взывает к… Ты просто жаждешь продолжения, что замечательно для книги. Когда ты оставляешь читателя жаждущим узнать больше и желающим узнать больше об этой семье и о том, что с ними происходит. Это действительно идеальный рецепт.

ХК: И многое из этого приходит из нашей жизни совершенно неожиданным образом. Прямо сейчас, может быть, многие люди смотрят фильм Аарона Соркина о Чикагских судах 70-х годов, где Эбби Хоффмана играет Саша Барон Коэн [«Суд над чикагской семёркой»]. Когда я учился в колледже в Амхерсте, Эбби Хоффман был в бегах, но однажды он все же появился в нашем колледже и выступил с речью, а затем снова исчез. Это навсегда застряло в моей голове. Черт, я бы с удовольствием написал персонажа, похожего на Эбби Хоффмана. Потому что у него была эта харизма даже тогда, понимаешь, на сцене он был чертовски забавен. Мне было лет восемнадцать или девятнадцать, когда я услышал его речь. Тогда я сознательно даже не думал об этом, но время от времени эти переживания возрождаются в моей голове, и мне хочется написать об этом.

РА: Ты пишешь уже немало лет.

ХК: *Смеется*

РА: Твоя… Не знаю, сможешь ли ты вспомнить, как это было, когда ты впервые начал писать свою первую книгу. Некоторые люди говорят, что книги в каком-то смысле похожи на детей, ты их как бы воспитываешь, и чем больше воспитываешь, тем привычнее становится процесс. Но не мог бы ты - понимаю, будет сложно ответить на этот вопрос, - но ты бы мог сказать, что у тебя есть любимая книга из написанных тобой?

ХК: У меня нет любимой книги, которую я написал. Это прозвучит корыстно, но обычно мне больше всего нравится крайняя написанная книга. Это немного похоже на… Попытаюсь объяснить так: например, ты написал статью или эссе, когда учился в колледже, и считал, что это было великолепно. Ты вспоминаешь тот момент, когда написал статью и подумал, что она была блестящей, и теперь ты находишь ее, перечитываешь и думаешь: «Вау, это все-таки не было хорошо». Дело не в том, что это не очень хорошо, просто ты вырос, ты уже не тот человек, кем был, и видишь все недостатки. Так что в старых книгах, которые я не перечитываю, я вижу все недостатки. Я всегда думаю, понимаешь, даже если ты думаешь о себе так же, как десять или пятнадцать лет назад, ты вроде как думаешь: «Ох, что я тогда знал? Теперь-то я намного умнее». То же самое и с книгами: я думаю, что изучаю больше, а текущая книга лучше. Один из интересных опытов работы над адаптацией - это необходимость вернуться и перечитать книгу. И в некоторых случаях, как, например, со следующей, которая, кажется, выйдет во Франции, «Пропавший(е) навсегда», книга была опубликована еще в 2002 году! Или 2003. Я написал ее двадцать лет назад. И возвращаясь к ней сейчас, я всегда немного съеживаюсь из-за некоторых вещей...

РА: Ага.

ХК: От некоторых моментов я бываю в восторге, например, «Класс, вот это интересный поворот! Ты больше не обладаешь подобной энергией», а иногда я говорю: «Ой, зачем ты так сделал?». Так что это интересный опыт.

РА: Да, я чувствую то же самое. Я очень... В самом начале своей карьеры я пересматривал свои работы, каждую деталь, думая, что так чему-то научусь. Но потом, став старше, мне уже было почти невыносимо это делать. Я на самом деле был не в силах это делать. Но это потому, что, когда ты только начинаешь, ты вкладываешь всего себя в ту первую прорывную роль, которую играешь. А затем понимаешь, что у тебя всегда есть опасность повториться, и ты думаешь: «Черт возьми, люди разоблачат меня в том, что я способен сыграть лишь один или два образа». Но ты живешь в надежде, что сможешь найти для себя тот образ, который сможешь полностью переосмыслить. Знаешь, я все еще на это надеюсь.

ХК: Я до сих пор считаю, что все, кого я когда-либо встречал, преуспевающие в своем деле, страдают синдромом самозванца. Если же нет, то… Человек выдает фальшивую браваду, когда у него проблемы. Я всегда говорю: «Только плохие писатели думают, что они хорошие». Остальные из нас действительно переживают, действительно сомневаются и всегда думают, что нас заподозрят [в халтуре]. И могу тебе сказать вот что. Стивен Кинг не так давно прислал мне книгу, потому что он красиво написал в ней мое имя и хотел посмотреть на мою реакцию. Но даже Стив, после всего его успеха и почестей, все еще беспокоится о реакции, так ли он хорош, как раньше, понравится ли это людям. Он - я это знаю - он все еще беспокоится об этом. А вот когда вы перестаете, тогда у вас проблемы как у художника, я считаю. Когда вы начинаете сомневаться в том… Когда у вас нет сомнений, когда появляется чрезмерная уверенность в том, что все классно. Честно говоря, это немного похоже на мою игру в гольф.

РА: *смеется*

ХК: Бывает момент, когда я собираюсь сделать свинг, считаю, что у меня все под контролем, а затем выхожу на поле – и я полностью облажался.

РА: Ага.

ХК: Ты постоянно пытаешься совершенствоваться, и поэтому, я полагаю, должно быть сложно смотреть на свои прошлые роли, и ты вроде как съеживаешься, правда? Ты видишь все ошибки, которые допустил. Ты, так сказать, видишь себя насквозь, правда?

РА: Ага. Абсолютно.

ХК: А потом кто-то подойдет к тебе и скажет: «О, моя любимая ваша работа из всех…» - и называет то, что ты делал лет двадцать назад. А ты хочешь, чтобы они присмотрелись к тому, что ты делаешь сейчас. *смеется*

РА: Да. Точно. Видеть себя насквозь - это именно то, что преследует меня, потому что я вижу себя насквозь. Я не могу сбросить себя [прежнего], если ты понимаешь, о чем я.

ХК: Ну, ты молодец, ты не смотришь материал, пока все не отснято полностью. Верно? Ты никогда не просматриваешь наши прогоны. Я помню, как пытался сказать тебе, что у тебя все отлично, и все такое...

РА: Нет, я смотрел. Я смотрел первые кадры.

ХК: …а, ты ничего этого не видел. Я же отсматриваю материалы с тобой каждый день, когда ты на площадке наших сериалов. И я обещал комментировать, если увижу что-то, либо тебе напрямую, либо режиссеру. Ну, и большую часть времени я хвалю тебя, но ты этого не знаешь, потому что ты не смотришь, ты не теряешься в этом.

РА: Да, я не люблю смотреть или быть кем-то, кто чрезмерно себя изучает. Думаю, что это не моя работа. Я думаю, что моя задача – погрузиться в образ и смотреть извне, а не наоборот. Я оставляю это на усмотрение таких экспертов, как ты и режиссер.

ХК: Кроме того, я думаю, если ты начнешь беспокоиться об этом… Ты прав… И к тому же у тебя нет дистанции. Это всегда проблема, когда я начинаю смотреть отрывки из первых эпизодов или перечитываю книгу в процессе редактирования. В такие моменты я пытаюсь выделить время между написанием и просмотром, мне нужно как бы поставить себя в положение человека, который ничего об этом не знает, и не подходит к делу, уже зная историю, которую я уже читал или видел тысячу раз. Как сохранить это свежим в своих мыслях, когда я пытаюсь быть объективным и отсматриваю материал, чтобы мы могли вносить правки как на экране, так и на странице?

РА: Что привлекает тебя в жанре криминального триллера? Я не могу представить себе, что ты пишешь романтическую новеллу, но что привлекает тебя именно в этом жанре?

ХК: Ну, ты знаешь, для меня это не совсем жанр. Это скорее форма. Это больше похоже на хайку или сонату. И в этой форме я способен и, надеюсь, сделал все. Я думаю, что «Незнакомец», например, это больше история о семье и секретах, которые мы пытаемся скрыть, а не о том, кто кого убил. Ну, понимаешь, таинственный аспект книги.

РА: Ага.

ХК: Одной из моих самых известных книг, моим первым бестселлером, была книга «Не говори никому», по которой снят французский фильм с Франсуа Клюзе в главной роли. И это действительно история любви. Она о человеке, безумно влюбленном в свою жену, которую убили восемью годами ранее. А потом восемь лет спустя он получает электронное письмо, нажимает на гиперссылку, видит веб-камеру, и его мертвая жена проходит мимо - все еще живая. И вот поиски, желание вернуться назад, надежда на полное искупление – это действительно движет историей больше, чем «кто кого убил».

РА: Да.

ХК: То есть в разных историях происходят разные вещи. Но самое замечательное в этой форме криминальной фантастики то, что она заставляет меня рассказывать историю. Я не теряюсь в красоте своего собственного гения, в «созерцании собственного пупка» [самолюбовании]. Я должен продолжать рассказывать истории и развлекать вас. Так что любая из тем, которые я хочу рассказать, которые хочу обсудить, должна служить этой истории. И я думаю, что это, наверное, роскошная традиция. Если подумать о Дюма, это ли не детективы? Даже Шекспир - это в основном криминальная литература.

РА: Ага.

ХК: Самые замечательные истории. Если я попрошу назвать любимый роман, которому более ста лет… Достоевский… Да кто угодно. Вы обнаружите, что в них почти всегда есть преступление. Почти всегда есть криминальная подоплека.

РА: Должен сказать, есть одна вещь, которую я нахожу очень увлекательной. Понятно, что я не прочел все твои романы, но я... Есть характерная тема, которую ты любишь обыгрывать, и это идея о том, что люди, которых мы знаем, не рассказывают нам о себе всего, или что им есть что скрывать. И что в современном мире со всеми нашими технологиями у нас есть такая способность - как бы вести несколько жизней, основанных на истинах или лжи. И я думаю, что мы [читатели] сразу узнаем ее [фишку автора], потому что мы живем в этой реальности. И это тема, которая мне очень нравится в твоих произведениях.

ХК: Ну, во-первых, спасибо. Во-вторых, мы много чего слышали о человеческом состоянии. Одна из моих любимых статей о человеческих состояниях, которую я когда-то писал, говорит о том, что мы все верим, что мы уникально сложны и никто не знает, что кроется внутри нас. И все же мы думаем, что хорошо читаем всех остальных. Мы все думаем, что мы уникально сложны, а человека напротив мы можем понять. Они не совсем такие как мы. И это то, с чем я люблю играть, когда пишу. Потому что вы должны помнить, что каждый человек уникален и сложен. На человеческом уровне, на уровне сочувствия я воспитываю своих детей и всегда учу их тому, что каждый человек, которого мы видим, самый богатый, самый бедный, самый счастливый, самый несчастный - у всех есть надежды и мечты. Просто подумайте: когда вы видите незнакомца на улице, когда вы собираетесь с кем-то взаимодействовать, когда вы злитесь на кого-то, что бы это ни было, просто помните: у них тоже есть надежды и мечты. Пустячная мысль, но она также помогает мне в создании персонажа.

РА: И в этом также присутствует своего рода очень сильный уровень самообмана, что, я думаю, может быть довольно удивительным. Потому что ты всегда читаешь о персонаже и говоришь себе: «Я не такой» или «Я бы никогда этого не сделал», а затем, если действительно задуматься об этом, мы... Есть правда, которую мы себе говорим о самих себе, которая не всегда правдива.

ХК: Совершенно верно. Это действительно проявилось в мире за последние несколько лет. Тогда как я как бы пошутил, что слишком много работал над тем, чтобы мои злодеи вызывали сочувствие, злодеи в реальном современном мире уже не кажутся очень-то сложными.

РА: *смеется*

ХК: Но по большей части люди не считают себя плохими. Даже плохие ребята не считают себя плохими.

РА: Ага.

ХК: Они находят себе оправдание. Одна из величайших черт людей или одна из самых превалирующих черт человеческого существа - это то, что мы все обладаем способностью к самооценке и самооправданию. И поэтому я всегда пытался сделать своих злодеев - и я надеюсь, что делал это во всем, что мы делали вместе, - я попытался сделать даже злодея… Вам может не нравиться злодей, но вы его понимаете. На самом деле я не пишу книги, в которых серийный убийца потрошит людей без всякой причины, мне такое не интересно. Я предпочитаю преступления, когда вы можете сказать: «Да, возможно, я бы не стал этого делать, но я понимаю, почему это произошло. Я понимаю, попади я в такое положение, я мог бы сделать нечто подобное». Для меня это гораздо более интересный злодей, чем кто-то просто жестокий и злой.

РА: Ага. Последний вопрос, по сути. Ты как слушатель и читатель назови других авторов, чьи книги ты любишь читать и перечитывать. Ты упомянул Стивена Кинга, и я с тобой солидарен в этом. Но есть ли другие авторы, которые действительно вдохновляют тебя и кого ты любишь читать просто для удовольствия, а не для работы?

ХК: Да, проблема всегда в том, что я начинаю перечислять авторов, а потом кто-то говорит: «А как насчет того-то и того-то?», которые являются моими друзьями, а я такой: «Ой, черт, я забыл его упомянуть».

РА: *смеется*

ХК: Знаешь, я недавно увидел, что была одиннадцатая годовщина смерти Роберта Б. Паркера, написавшего романы о детективе Спенсере. Если тебе вдруг не попадались романы о детективе Спенсере - я не знаю, насколько они популярны в Европе, - фантастическая, чудесная детективная серия. Вот это один из писателей, к которому я хотел бы вернуться и попытаться найти в аудио версии. Но на самом деле мне очень нравятся аудиокниги Филиппа Рота, хотя он и не занимается криминальной фантастикой. Я большой поклонник Майкла Коннелли, и мне нравятся Ли Чайлд и Лора Липпман. Знаешь, я мог бы сидеть и просто называть фамилии день напролет. Мне также всегда было любопытно, касаемо читателей: кто читает [слушает] книги из-за чтеца, а кто из-за писателя. Я знаю, что есть много людей, которые будут слушать все, что ты начитываешь, Ричард, просто потому что это ты. Что на самом деле очень мило, но мне интересно соотношение аудио-читателей. У меня есть Стивен Вебер, он читал большинство моих романов, хотя у меня была главная героиня - женщина по имени Дженьюари ЛаВой, фантастичная, - и я думаю, что Вебер уловил мой голос. Его голос немного похож на мой, у нас схожее прошлое, схожее чувство юмора. Так что, касаемо аудиокниги, отчасти ее успех также зависит от удачного выбора [чтеца], который в конечном итоге ты делаешь.

РА: Ага. Интересно, не правда ли? Потому что я, конечно, ловлю себя на том, что мне не часто удается читать книги исключительно по собственному выбору. У меня есть стопка произведений, связанных с работой, или которые я собираюсь начитать. Так что не думаю, что в последнее время выбирал книгу, которая была бы только… Не знаю, как бы я выбирал. Обычно это рекомендация, поэтому я обязательно поищу романы про Спенсера. Это звучит… Звучит великолепно.

ХК: Да, и они забавные. Какое-то время в Америке шел сериал «Спенсер по найму». Это было в 70-х или 80-х. Сериал был так себе, но сами романы и он сам [автор] был чем-то вроде - как Рэймонд Чандлер для Роберта Б. Паркера, [так и Роберт Б. Паркер] для ребят, которые пишут сейчас. Так что он гигант - он оказал огромное влияние на большинство твоих любимых писателей криминалистов. В его некрологе одиннадцать лет назад я сказал: «90% писателей признают, что Роберт Б. Паркер оказал на них влияние, и 10% лгут об этом». Итак, если ты сможешь найти романы Роберта Б. Паркера о Спенсере, это станет хорошей находкой для всех.

РА: Великолепно. Ну, вот и все. И спасибо за беседу. Мне очень понравилась книга, и, без сомнения, она станет еще одним бестселлером. Скрестил пальцы, чтоб она обернулась сериалом.

ХК: Спасибо, Ричард, и я с нетерпением ожидаю увидеть тебя в «Будь рядом». Я знаю, что Армия Армитиджа *смеется* - твои ярые сторонники и фанаты, которые тебя просто обожают, - сойдут с ума, потому что ты сыграешь кого-то совершенно отличного от Адама в «Незнакомке».

РА: Ага. С нетерпением жду этого.

ХК: Да, будет очень весело. Спасибо большое.